Образование Древнерусского государства и роль варягов в этом процессе.
Речь идет о давнем споре между западниками и славянофилами, который раздирает историческую науку вот уже более трех веков. Начало же спору положил фрагмент из «Повести временных лет» киевского монаха Нестора: «В год 6370 от сотворения мира (то есть, 862 год от Р.Х.) изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные варяги - норманны и англы, а еще иные готландцы, - вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, - на Белоозере, а третий, Трувор, - в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля». Нестор специально оговаривает, что варяги – это жители побережья Варяжского (ныне – Балтийского) моря, и среди варягов есть много разных этносов – шведы, норманны там и прочие англы. Есть еще и русь – вероятно, это были представители западнославянских народов, которые в то время обитали в долине Эльбы и на южном побережье Балтики, на территории нынешней Германии, Польши и Восточной Пруссии. Сам рассказ о призвании Рюрика с братьями, очевидно, является цитатой из более ранней новгородской летописи – ведь для Новгородской республики призвание князей было самым обычным делом, главенствующее место в вертикали власти Новгородской республике принадлежало вовсе не князю, но Вечу – средневековому парламенту. Главенствующая роль на Вече принадлежала партии «золотых поясов» - это наиболее богатые и влиятельные купцы и землевладельцы, обладавшие собственными армиями. Князь же был фигурой третьестепенной – это был командир профессиональной воинской дружины, которого Вече нанимало для решения конкретных вопросов: собрать, допустим, ополчение, сжечь крепость соседей или же собрать налоги с отдаленных провинций Республики. Ситуация же в Новгороде накануне призвания Рюрика описана тоже предельно ясно: представители наиболее знатных родов, избавившись от викингов-вымогателей, насмерть переругались друг с другом – как это, увы,
часто бывает в стане победителей. И вот, когда дело дошло до поножовщины, тогда и возникла идея пригласить в город «третейского судью» со стороны, который смог бы открыто и непредвзято рассудить конфликтующие стороны. Кто мог бы быть таким судьей? Только человек, находящийся с новгородцами в едином культурном, родовом и религиозном пространстве. То есть, славянин. Почему новгородцы придали такое значение этому событию? Возможно, именно с этого момента в Новгородской республике и пошла традиция нанимать князей, кандидатуры которых утверждались аристократией на Вече. Но вот киевский монах Нестор, живший спустя триста лет после описываемых событий, придал пришествию Рюрика совсем другой характер: в «Повести временных лет» призвание варягов стало отправной точкой развития русской государственности. Интересно, что многие современные историки не разделяют позицию Нестора и предлагают считать в качестве исходной точки создания государства на Руси 860 год, когда большой отряд русов напал на Константинополь. Конечно, в исторических источниках можно найти и более ранние упоминания о набегах славян на Византию, но это были обычные грабительские набеги. Но поход 860 года стал событием совершенно иного уровня. Во-первых, это была мощная военная кампания, организованная непосредственно из Киева. Во-вторых, к стенам Царьграда подошло более 200 судов, на каждом из которых было 30—40 воинов – а это уже настоящая армия, говорящая о наличии единого руководящего центра среди славян. Обращает внимание и тщательная подготовка военных действий - в тот момент император Михаил III во главе всей армии воевал с арабами в Малой Азии, и Константинополь практически было некому защищать. И появление русских у стен столицы стало для жителей Византии настоящим шоком. Ведь недаром патриарх Фотий признал, что тогда Константинополь спасло только чудо – внезапно нахлынувший шторм разметал и потопил ладьи русских. Этот шторм был приписан заступничеству Богородицы – накануне этого жители Константинополя, умоляя Господа о спасении от варваров, прошли вдоль берега Босфора с белым покровом Божией матери, вынесенного из храма во Влахернах, и именно в честь именно этого события и был установлен праздник Покрова. И пусть русским не удалось тогда разграбить Константинополь, но зато они заставили Византию пересмотреть свое отношение к северным соседям. Патриарх Фотий писал: «народ не именитый, народ не считаемый ни за что, народ незначительный, но получивший
значение, униженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства…» Кроме того, впервые в истории жители Византии предложили пленным русским принять крещение, а когда те согласились, то спокойно отпустили пленных по домам, а ведь до этого они даже не задумывались об обращении славян в христианство. Так что, идея государства на Руси возникла и без участия варяга Рюрика и его братьев, кем бы они не были по национальности (тем более, что в то время привычных нам национальностей еще не существовало вовсе). Казалось бы, спор закончен? Но в том-то и дело, что западников и славянофилов мало волнует сама история возникновения государственности на Руси. Все копья ломаются вокруг политики, вокруг вечно актуального вопроса: «Россия – это государство с европейскими традициями или у нее есть свой особый – евразийский или какой-нибудь там еще - путь развития?». Ответ, понятное дело, никак не зависит от исторических исследований, а от политической коньюктуры. Собственно, от политического курса зависит и происхождение князя Рюрика. Сама норманнская теория возникла в первой половине XVIII века – то есть, собственно, в момент зарождения самой российской истории, которую писали по заказу двора императрицы Анны Иоанновны немецкие ученые Готлиб Зигфрид Байер и Герард Фридрих Миллер. Собственно, во главе двора тоже стояла «немецкая партия»: граф Остерман, герцог Бирон и генерал- фельдмаршал Миних. Понятно, что норманнская теория не только ласкала самолюбие вельможных иностранцев, но и навсегда закрепляла цивилизационное лидерство германской аристократии на Востоке, русские варвары должны знать, что даже своему государству они обязаны немцам. В современной науке наиболее емко и образно норманнскую теорию сформулировал известный американский историк-советолог Ричард Пайпс, сравнивший славян с племенами индейцев. «Понятие «Киевское государство» может привести на ум территориальную общность, известную из норманнской истории Франции, Англии и Сицилии, однако следует подчеркнуть, что ничем подобным оно не было, - пишет Пайпс в своей книге «Россия при старом режиме». – Варяжское государство в России напоминало скорее великие европейские торговые предприятия XVII – XVIII в., такие как
Ост - Индская компания или Компания Гудзонова залива, созданные для получения прибыли: но вынужденные из-за отсутствия какой-либо администрации в районах своей деятельности сделаться как бы суррогатом государственной власти. Великий князь был прежде всего купцом, и княжество его являлось по сути дела коммерческим предприятием: составленным из слабо связанных между собой городов, гарнизоны которых собирали дань и поддерживали – несколько грубоватым способом – общественный порядок. Вместе со своими дружинами варяжские правители составляли обособленную касту… Ничто так хорошо не выражает отношения варягов к их русскому княжеству, как то обстоятельство, что они не затруднились выработать четкого порядка княжеского владения. Дело, по видимому, решалось силой: после смерти правителя князья набрасывались друг на друга…» Интересно, что археологические раскопки полностью подтверждают эту нелестную оценку Пайпса. К примеру, в городе Старая Ладога Ленинградской области (это Aldeigjuborg из скандинавских летописей) была найдено множество скандинавских вещей – погребальных камней с руническими надписями, мечей, подвеска с девизом: «Тор владеет рунами гнева Аса. Свершит это Один, Дага ради. Вельва меня возьми!». Археологи установили, что первый поселок на берегу реки Волхов появился в 753 году – это установили методом дендрохронологии по возрасту спиленного дерева, которое служило опорой для навеса над каменной наковальней. А раз есть наковальня с кузницей, значит, тут жили ремесленники, а поэтому обнаруженное поселение считается уже не деревней, но поселком – будущим городом. На рубеже 810 – 811 годов Ладогу заселяют чужеземцы: в поселке, прежде насчитывавшем едва ли десяток дворов, строится четыре десятка новых домов: многие из которых имели довольно внушительные размеры 10х16 метров. Именно в таких теремах, как писали арабский путешественник Ибн Фадлан, и жили торговцы живым товаром, которые поставляли славянских девушек и юношей в гаремы азиатских ханов. Работорговля, судя по всему, приносила хорошую прибыль – об этом свидетельствуют тысячи кладов арабских серебряных дирхемов, которые ученые выкопали из русской земли. Помимо серебряных монет с Востока везли стеклянные бусы, ювелирные изделия из горного хрусталя и сердолика, стеклянные лунницы, снаряжение для всадников и коней, ткани, пряности. Сам город Aldeigjuborg был центром транзитной торговли – здесь купцы зимовали и меняли морские корабли на речные лодьи. Но в середине века Ладога подверглась разграблению. Дома купцов были сожжены, сами они были безжалостно
преданы смерти – об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что многочисленные «заначки» серебра так и не дождались своих владельцев. Возможно, крепость взяли штурмом новгородцы, о чем и писал монах Нестор: «Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть…» После этого новгородцы и позвали русского Рюрика, которого историки- норманисты, опустив «неудобные слова» из летописи Нестора, записали в шведские конунги. В ответ на норманнскую теорию и возникло учение славянофилов, .Норманнскую теорию отвергали М. В. Ломоносов, Д. И. Иловайский, С. А. Гедеонов и др. которых поддерживала императрица Елизавета Петровна, разогнавшая засилье «бироновщины». Первым славянофилом был знаменитый историк Василий Татищев, который писал: «И хотя все наши историки Нестора Печерского за первейшего историка русского почитают, однако ж то довольно видимо, что прежде его писатели были, да книги те погибли или еще где хранятся… О князях русских старобытных монах Нестор плохо знал, какие дела свершали славяне в Новгороде». Татищев представил публике список с древней летописи первого епископа Великого Новгорода Иоакима, написал, что Рюрик был славянином, внуком князя Гостомысла от средней его дочери Умилы. Четверо сыновей Гостомысла были убиты на войне, а поэтому славяне и пошли к варягам просить отдать им наследника древнего рода. Теорию Татищева поддержал и Михаил Ломоносов, известный своей нелюбовью ко всему немецкому, и не раз публично поносивший Байера за извращение русской истории. Однако, во второй половине XVIII века политическая ситуация вновь изменилась: на российский престол взошла Екатерина Великая – то есть, в девичестве София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская. И норманизм вновь стал господствующей идеологией – вплоть до середины XIX века. И в этот момент политическая конъюнктура радикально изменилась. В конце 1840-х годов страны Западной Европы оказались охвачены сильнейшим революционным движением: если Французская революция, приведшая к власти Наполеона, еще казалась временным умопомешательством французской черни, то теперь, как казалось из Петербурга, уже вся Европа погрузилась в революционное безумие и нигилизм. И вся русская элита
развернулась прочь от Европы – к традиционным ценностям, к православию и славянофилам. Один из главных идеологов славянофильства XIX века Алексей Хомяков писал: «История призывает Россию стать впереди всемирного просвещения, дает ей право на это за всесторонность и полноту ее начал (…)». Хомяков полагал, что всемирная задача России состояла и состоит в том, чтобы освободить человечество от того одностороннего и ложного развития, какое получила история под влиянием Западной Европы, которая «развивалась не под влиянием христианства, а под влиянием латинства, т. е. христианства односторонне понятого». Следом из политического небытия вновь всплыла концепция «Третьего Рима», которая трансформировалась в идеологию панславизма – то есть, объединения всех славянских народов в единое славянское государство. Поскольку большая часть славянских народов была в то время порабощена Османской империей, Россия начала долгие войны с турками за освобождение братьев-славян и возвращение Константинополя – будущей столицы «Великой Греко-Российской Восточной Империи». Что бы понять настроение панславистов, достаточно прочитать стихотворение Федора Тютчева от 1850 года, утверждавшего, что вскоре Византия освободится от власти турок: "Четвертый век уж на исходе, – Свершится он – и грянет час! И своды древние Софии, В возобновленной Византии Вновь осенят Христов алтарь". Пади пред ним, о царь России, – И встань как всеславянский царь! Российская империя рухнула прямо на пороге осуществления свой мечты, к которой панслависты продирались полвека. Уже была подготовлена десантная операция, уже был сформирован геройский полк для взятия Стамбула, состоящий из одних кавалеров Георгиевских крестов. И в этот момент высшего напряжения всех сил, когда, казалось, все мечты сбываются, империя рухнула в революционное безумие, увлекая за собой в пропасть миллионы мужиков… Ленин же был типичным западником. Только подумайте: приехав в Россию через пару месяцев после февральской революции, Ленин тут же обратился к
своей партии с дичайшей идеей: взять курс на новую революцию. И привил в России марксизм - новомодную западную идеологию, рожденную в философских клубах Лондона и Берлина. Во времена сталинизма идеология снова совершила разворот в сторону славянофильства - были переизданы все труды «реакционного» историка Дмитрия Иловайского (славянофила позапрошлого века), появились работы академика Бориса Рыбакова и «евразийская теория» Льва Гумилева. Перестройка, а еще больше распад СССР, после которого Киев – «мать городов русских» - оказался на территории иностранного государства, ниспровергли теорию славянофилов. В ответ на происки украинских историков и националистов в России был запущен «норманнский» проект «Старая Ладога - первая столица Руси». Заброшенная крепость на берегу реки Волхов была частично восстановлена, началось финансирование раскопок. Сегодня же ситуация радикально меняется – не из-за новых исторических открытий, но в силу того, что в России вновь возрождается идея об исключительном пути России, которая никак не может идти в ногу с Европой. К каким удивительным открытиям это приведет отечественную историю, мы узнаем в самое ближайшее время.