Репинский шедевр — портрет М. П. Мусоргского — создавался в

мартовские дни 1881 года, когда композитор умирал в Николаевском

госпитале в Петербурге. Ненадолго приехав в столицу из Москвы,

Репин поспешил увидеть друга и в краткие перерывы между

приступами болезни написал его: здесь же, в стенах госпиталя, в

течение четырёх сеансов.

(На экране — портрет Мусоргского кисти И. Е. Репина).

«По-моему, самый талантливый, самый вдохновенный и

поразительный по кисти...» - так оценил портрет В. В. Стасов. Ясный

взгляд композитора выражает и беззащитность перед недугом, и

душевную открытость, и глубокую, сосредоточенную мысль.

Свободные мазки передают как бы меняющиеся оттенки цвета,

создавая ощущения трепета жизни.

Необыкновенный антураж модели вызывал удивление. Как мастер

решился изобразить со всей откровенностью в столь неприбранном

виде, больничном халате, на грани смерти прославленного

композитора, автора монументальных музыкальных драм

«Хованщина» И «Борис Годунов»? Но условность и надуманность

были глубоко чужды репинскому творческому методу. Натура бралась

им такой, какой он её видел, бралась горячо, в упор, без всяких

искусственных ухищрений. Только большой художник в образе

умирающего человека мог передать его яркую индивидуальность,

присущие его личности мощь, неугасимый творческий дух, но вместе

и трагедию его жизни, по словам Репина, «гениальную силу, так

глупо с собой распорядившуюся физически».

В способности не просто воспроизвести физический облик

человека, но уловить и проявления его духовного бытия и заключена

волшебная сила истинного портретиста. Необычайная

восприимчивость художника к музыке позволила создать столь

значительный образ композитора.

Репина и Мусоргского многое объединяло. Оба они, глубокие

реалисты, черпали вдохновение в народной жизни. Лишённые

идеализации, полнокровные оперные образы Мусоргского — в

«Хованщине» и «Борисе Годунове» не раз навлекали на него нападки

приверженцев «возвышенного» в искусстве. Подобное случалось и с

Репиным, когда, например, его полотно «Бурлаки на Волге»

осуждалось за не эстетичность» сюжета.

Родственные по духу, живописец и композитор находили порой

близкие воплощения своих замыслов. Стасов (русский художник-

педагог) писал о музыкальной характеристике Варлаама в опере

«Борис Годунов»: «Это натура могучая, богатырская... Во всей

живописи ему только один есть pendant? - «Протодьякон» Репина».

На экране — репродукция «Протодьякон» Репина.

И впрямь его монументальная, вылепленная могучей кистью

фигура, крупное мясистое лицо, величавая осанка выражают

жизнелюбие и властный нрав. Живописный образ вызвал живой

отклик композитора. «Видел «Протодьякона», созданного нашим

славным Ильёй Репиным, - писал он Стасову. - Да ведь это целая

огнедышащая гора! А глаза Варлаамищи и как следят за зрителем!

Что за страшный размах кисти, какая благодатная ширь!»

Репин познакомился с Мусоргским в самом начале творческого

пути , в Петербурге. В 1871 году молодой воспитанник академии

обратил на себя внимание В. В. Стасова и был принят в его семье.

Всесторонняя образованность Владимира Васильевича, его страстная

приверженность не только живописи, но и музыке сделали его дом

привлекательным для юноши.» Музыку я любил тогда больше всех

искусств», - вспоминал художник через много лет. А у Стасовых

можно было слышать игру на фортепьяно братьев Дмитрия и

Владимира, присутствовать на настоящих музыкальных концертах.

Здесь бывали М. А.Балакирев, Н. А. Римский - Корсаков, А. П.

Бородин и ,конечно, Мусоргский, «Мусорянин», как его называли

друзья. Композиторы, одержимые идеей развития русской

музыкальной школы, составляя кружок единомышленников,

окрещённый Стасовым «Могучей кучкой». Мусоргский полюбился

молодому Репину. В то время ему не удалось написать портрет

Модеста Петровича, как и запечатлеть его в картине «Славянские

композиторы

(На экране- репродукция картины»Славянские композиторы» И. Е.

Репина).

Заказанная А. А. Пороховщиковым, владельцем строившейся в

Москве гостиницы «Славянский базар»», картина предназначалась

для украшения концертного зала. По условиям заказа должны были

быть изображены известные русские, польские и чешские

композиторы ХVIII - XIX веков, оказавшиеся как бы участниками

одного дружеского собрания. Перечень композиторов составил

директор Московской консерватории Н. Г. Рубинштейн, и автор не

был волен его изменить. Имена Мусоргского, как и другого члена

«Могучей кучки» , Бородина, в списке отсутствовали. Просьба

Репина исправить несправедливость успехом не увенчалась :

Бородин, профессор химии, считался непрофессиональным

композитором, а Мусоргский не имел признания в официальных

музыкальных кругах. «Нет, уж вы всяким мусором не засоряйте этой

картины!» - поучал Пороховщиков живописца.

Однако Репин работал над картиной не без увлечения:

воодушевляла его возможность приобщиться к музыкальной культуре

прошлого. Ведь если современников он мог писать с натуры, то для

изображения большинства участников сцены необходимы

исторические материалы — гравюры, фотографии, документы.

Следовало проникнуться духом музыкального творчества каждого

композитора. Кстати, такой метод предварительных изысканий при

обращении к темам, героям прошлого стал для него обязательным на

протяжении всей жизни.

Наконец полотно окончено. На нём — более двадцати фигур. В

центре — беседующие М. И. Глинка, В. Ф.Одоевский, М. А.

Балакирев, левее — фигура Н. А. Римского- Корсакова. В правой

части композиции — А. Н. Серов, А. Г. Рубинштейн (за фортепьяно),

Н. Г. Рубинштейн и группа польских композиторов. По другую

сторону, у стены — Э. Ф. Направник, обращённый к своим чешским

собратьям по искусству. Весной 1872 года Репин присутствовал на

торжественном открытии концертного зала и удостоился похвал.

Теперь произведение находится в здании Московской

государственной консерватории.

В числе лучших выпускников академии его отправили для

усовершенствования за границу. Переполненный впечатлениями от

художественной жизни Парижа, занятый упорным трудом, он

испытывал острый недостаток общения с русской культурой. « А мне

теперь так хотелось бы послушать русской музыки, - писал мастер, - и

особенно музыку М. П. Мусоргского как экстракт русской музыки...»

За границей Репин не упускал случая услышать такого рода

сочинения. Какой радостью стала возможность познакомиться с

клавиром оперы «Борис Годунов» - его привезла в Париж пианистка

В. С. Серова, вдова композитора и мать будущего художника.

Возвратившись из-за границы, Илья Ефимович первым делом

направился к своему наставнику Стасову и здесь снова встретился с

любимым композитором. «...Я позвал Мусоргского вместе с Репиным,

- сообщал В. В. Стасов в июле 1876 года, - Репин был в великом

восторге от всего, что Мусоргский насочинял в эти три года, пока его

не было здесь». Вскоре художник надолго уехал из Петербурга, жил

на родине , в Чугуеве, в Москве, встречи с петербургскими

знакомыми стали редкими. И вот - последнее свидание с другом в

Николаевском госпитале. Написанный здесь портрет соединил имена

двух выдающихся деятелей культуры, живописца и композитора, и

его тотчас же приобрёл П. М. Третьяков. С тех пор он находится в

прославленной галерее его имени.

С Петербургом, где Репин снова поселился в 1880-х годах, связаны

его наиболее яркие музыкальные впечатления. Тесная связь с миром

музыки отражена в портретах.

Один из них — А. Г. Рубинштейна, выдающегося пианиста,

дирижёра, композитора, основателя Петербургской консерватории.

На экране — репродукция портрета А. Г. Рубинштейна.

Музыкант поднял дирижёрскую палочку, и в этом уверенном

жесте, в суровом, сосредоточенном лице ( «интересная голова, на льва

похожа», - писал Репин) ощутима вдохновенная энергия творчества.

Художник очень любил фортепьянную игру Рубинштейна и , слушая

его, по словам очевидца, буквально « жил вместе с музыкой».

М. П. Беляев... Что скажет нам это имя?

На экране — портрет М. П. Беляева.

Большинству — ничего. Будучи преуспевающим

лесопромышленником, этот незаурядный человек оставил

налаженное дело и посвятил жизнь пропаганде отечественной

музыки. Организовал цикл русских симфонических концертов,

основал нотное издательство, объединив вокруг себя кружок русских

музыкантов. Частым его посетителем был и Репин.

Впечатляет изображение молодого А. К. Глазунова.

На экране — портрет А. К. Глазунова.

24-летний музыкант чуть застенчив, погружен в себя. Кисть

художника выделила его артистичную руку. Вишневый гладкий фон,

на котором выступает фигура, придаёт портрету колористическую

отточенность.

Многолетняя дружба семьями связывала Репина с замечательной

певицей А.Н. Молас, первой исполнительницей народных песен и

романсов Мусоргского.

На экране — портрет А. Н. Молас.

Живописец называл Александру Николаевну самой яркой

выразительницей вкусов «кучкистов». Общая любовь к

«Мусорянину» придавала этим отношениям особую теплоту. Певица

очаровывала современников голосом, народным колоритом

исполнения. На портрете Репина — это круглолицая , горделиво-

задорная женщина с нотной тетрадью в руках; образ согласуется с

самой манерой её пения.

Музыкальные пристрастия художника не ограничивались, однако,

профессиональным искусством. Выросший в простой

провинциальной семье, в которой любили петь, играть на народных

инструментах, он высоко ценил музыкальный фольклор. В 1870-х

годах в кругах русской интеллигенции вызывали интерес В. П.

Щеголёнков и Т. Г. Рябинин — северные крестьяне, исполнители

русских былин, в разное время приезжавшие в Петербург. Их напевы

положены на ноты и претворены в сочинениях композиторов

«Могучей кучки». Например, образы Варлаама и Мисаила в опере

«Борис Годунов» возникли под влиянием пения Рябинина , а мелодия

Н. А. Римского- Корсакова «Как во городе стольном Киевском» - под

впечатлением от слушания Щеголенкова. Художник знал обоих

певцов- сказителей, а с последним познакомился в Абрамцеве, когда

гостил у Мамонтовых. Там и написал он этого самобытного

заонежского старца с причудливо раздвоенной бородой и

неподвижным, отрешённым взором. Видимо, с таким выражением

лица, неторопливо и степенно исполнял тот старинные былины и

сказания.

Если подолгу не удавалось слышать музыку , то Репин, по

собственным словам, тосковал. Посещая концерты, музыкальные

вечера , оперу, он любил музицирование у себя на «четвергах».

Музыка занимала настолько значительное место в духовной жизни

Ильи Ефимовича, что живописные и музыкальные образы в его

представлении порой тесно переплетались, гармония звуков давала

импульс к гармонии красок. Ещё в студенческую пору, работая над

дипломной картиной «Воскрешение дочери Иаира», Репин искал

музыкальные аналогии замыслу и просил брата Василия

(впоследствии — профессионального музыканта) играть ему на

флейте. Характер звучания инструмента, исполнявшееся сочинение

(соната Бетховена) казались художнику эмоционально созвучными

композиции, тональным отношениям полотна. Находясь за границей,

мастер написал в 1876 году картину «Садко». Появление такой темы,

неожиданной в его творчестве, имеет явную связь с одноимённой

оперой Н. А. Римского - Корсакова.

Репин и музыка — тема увлекательная; так много здесь точек

соприкосновения. Об уважении, преклонении живописца перед

выдающимся русским композитором, мастером «большой» оперной

формы свидетельствует его портрет, написанный в 1893 году.

Трагическое содержание картины «Иван Грозный и сын его Иван»

навеяно трилогией Антар». Все части сочинения - «Власть»,

«Месть»», «Любовь» - произвели на художника глубокое впечатление,

но особенно затронула вторая, побудившая воплотить в живописи

«что-нибудь подобное по силе». Как вспоминал Репин, «чувства были

перегружены ужасами современности... Естественно было искать

выхода наболевшему трагизму в истории». Он обратился к одному из

мрачных эпизодов русской истории XVI века — теме убийства

Грозным своего сына.

В последние годы жизни, будучи оторванным от России (усадьба

художника «Пенаты» после революции оказалась на территории

Финляндии), Илья Ефимович снова и снова возвращается мыслями к

дорогим образам прошлого. Слабеющей рукой удерживая кисть, он

работает над полной оптимизма картиной «Гопак», оставшейся

незаконченной. И пишет воспоминания о незабвенном Мусоргском...